Наверное, уже многие из нас хорошо знают такого персонажа, как мистер Скрудж. Думаю, большинство узнало о нëм, когда в девяностых шëл популярный мультфильм "Утиные истории", в котором Скрудж послужил прототипом для главного персонажа. Вообще, о Скрудже или же о его рождественских приключениях за всё время успели снять множество фильмов и мульфильмов, и записать аудиоспектаклей.
Но сам первоисточник — книгу английского писателя Чарльза Диккенса — скорее всего, читали лишь некоторые.
Лично я о Скрудже МакДаке мультфильм не смотрела, за то несколько раз смотрела от и до Барби-версию "Рождественской истории". И ещё краем уха слышала рекламу на Радио России, что-то типа: "Рождество дядюшки Скруджа. Святочный рассказ с привидениями". И от этих слов в детстве веяло чем-то таинственным и немного зловещим...
Тогда Барби-версия мне вполне заходила. Сейчас я, правда, помню еë очень смутно, но основные сюжетные вехи довольно хорошо сохранились в моей памяти.
И вот однажды, когда вскоре должно было приблизиться к нам Рождество, я решила как следует погрузиться в предпраздничную атмосферу, проведя такое уютное время вместе с этой книгой.
А чтобы повествование не сильно отвлекало от разных дел, выбор пал не на бумажную или электронную, а на аудиокнигу. Скажу честно, стоило постараться, чтобы найти вариант без сокращений и именно "Рождественскую песнь", а не "Гимн Рождеству". В итоге нашла неплохую начитку перевода на русский С. А. Врангель.
Рождественская песнь в прозе.
Перевод бар. С. А. Врангель.
Строфа I. Дух Марли.
Дело началось с того, что Марли умер. Насчет этого не могло быть ни малейшого сомнения. Свидетельство о его смерти подписали священник его прихода, конторщик, хозяин похоронных процессий и его душеприказчик. Сам Скрудж подписал его, а подпись Скруджа пользовалась полнейшим доверием всего биржевого мира, на чем бы ему ни было угодно ее поставить.
Но в этом отзыве речь пойдëт именно о содержании самого произведения.
Начало у "Рождественской песни" Диккенса развивается довольно динамично. И читать его, точнее слушать, было довольно интересно. Однако, вопреки ожиданиям, никто и не собирается сразу погружать вас сразу в атмосферу праздника! Напротив, всё больше и больше вокруг событий, тихо подкрадываясь, начинает разливаться тягучий и холодный туман чего-то мистического.
Между тем туман все сгущался и холод усиливался. Холод резкий, пронизывающий до костей. Еслибы добрый святитель Дунстан прихватил диавола за нос подобной непогодой, вместо того, чтобы воспользовался своим обычным оружием, то без сомнения злой дух не удержался бы от безумных воплей.
И, как, наверное, вы уже догадались, повесть Чарльза Диккенса начинается с явления призрака покойного Марли. И это явление тоже происходит постепенно, погружая тем самым в предчувствие чего-то ужасного.
Наконец, Скрудж ни разу не вспомнил о Марли после того, как Марли умер семь лет тому назад. Пусть же мне объяснят, после всего вышесказанного, каким образом могло случиться, что Скрудж, в то время, как он вкладывал ключ в замочную скважину и лицо его приходилось как раз против дверного молотка, увидел вместо этого молотка - лицо Марли?
Да, лицо умершого Марли! Оно не было окружено непроницаемой тьмой, как все остальные предметы во дворе; оно, напротив, распространяло вокруг ссбя слабый свет, вроде того, какой исходит от несвежого омара в темном погребе. Не имело оно также ни страшного, ни грозного выражения, а смотрело на Скруджа так, как обыкновенно смотрел Марли; очки призрака, были подняты на его лоб. Волосы его были причудливо взвихрены, как бы порывом ветра или струей пара; а широко раскрытые глаза оставались тусклыми, мертвыми, что вместе с земляным цветом лица делало его прямо отвратительным. Но, казалось, что ужас внушаемый этим лицом вызывался не самым лицом и не его выражением, а чем-то иным, особенным. Когда Скрудж попробовал пристальнее вглядеться в видение, оно снова обратилось в скобу.
Но "вишней на торте" во всём этом была отвалившаяся челюсть у явившегося Скруджу друга, а потом ещё и видение из окна множества подобных призраков, обречëнных скитаться по земле из-за отсутствия добрых дел в своей жизни.
Весь воздух был наполнен миллионами призраков, блуждающих там и сям, как скорбные души, сопровождая свое появление жалобными стонами. Каждый из духов, как дух Марли, влачил за собою цепь. Некоторые из них, хотя немногие (быть может члены правительства) были скованы группами; по нескованных не было совсем. Многие из них при жизни были хорошо знакомы с Скруджем. Он даже когда-то был близок со старым призраком в белом жилете, к ноге которого был прикован чудовищных размеров железный ящик. Этот дух терзался отчаяньем, что не может помочь одной несчастной женщине с ребенком, которых он видел внизу, на пороге двери. Очевидно, все муки этих духов заключались в их слишком позднем стремлении вносить свою долю участия в общее человеческое дело. Они навсегда лишились этой возможности.
Честно скажу, мне было жутковато.
Как вам такое Рождество? Бедняга Скрудж!
Однако, дальше события начинают развиваться довольно мило, а потом и вовсе ванильно-приторно.
И Дух прошедшего Рождества выглядит уже достаточно милым. Мне кажется, он даже имеет общие черты с героями античных мифов, что не совсем типично в рассказах на христианские темы.
Явившийся дух был престранного вида. Он был как будто ребенок и в то же время меньше походил на ребенка, чем на старика, видимого сквозь какую-то странную завесу, уменьшавшую его до размеров ребенка. Его развевающиеся и ниспадающие на спину волосы были белы, как волосы старика, а между тем лицо его было без единой морщинки, было свежо и румяно, как лицо юноши. Руки были очень длинны и мускулисты, кисти рук также, казалось, обладали необычайной силой. Ноги и ступни удивительно красивой формы были обнажены, как и верхняя часть туловища. Его одежды сияли снежной белизной, а пояс, обвивавший его стан, сверкал тысячью алмазов. В руках он держал ветку падуба и как поразительный контраст этой эмблеме зимы, его одежды были убраны летними цветами... Но самое необычайное во всей его фигуре был огненный фонтан, струившийся с самой макушки его головы, благодаря которому и было ясно видно все окружающее. В минуты подавленного настроения, он вместо шляпы надевал себе на голову большой гасильник, который теперь он держал под мышкой.
Читала в других отзывах, что из этой — второй главы, точнее, как здесь написано, второй строфы, становится понятно, почему Скрудж стал именно таким жадным и злым. Мол, тяжëлая жизнь сделала из милого мальчика такого каменного человека. Кстати, имя мистера Скруджа — Эбенезер — переводится с английского, как "камень помощи".
Однако, из книги я этого не увидела. Да, детсво у Скруджа было не простое, но в юности он был добрым и весëлым, да и хозяева лавки, где он работал достаточно хорошо к нему относились. Иначе бы они не устраивали для своих подчинëнных такое пышное празднование Рождества, описание которого в книге довольно длинно!
Мне напрашивается другой вывод. Скрудж был нормальным человеком, пока его не испортили большие деньги. Вот тогда и невеста от него ушла и прочее...
И да, семейное счастье бывшей невесты Скруджа прямо противопоставляется его одинокому существованию. У него в доме — тоска, темнота и холод. А в доме его бывшей невесты — ну, просто идилия, где царит полнейшее счастье! Здесь все друг друга любят, и все друг другу рады. И жена, и муж и множество детей... Только вот легко создать и сохранить такую идилию, имея хорошее здоровье и приличный достаток. Судя по всему, бывшая невеста Скуджа не за бедного угольщика потом замуж вышла!
Слишком прилизанно и искусственно выглядит такое счастье. Для меня было вернее было бы показать какую-нибудь бедную коморку, где, несмотря на всю бедность, болезни и невзгоды люди всë равно счастливы. Потому что по настоящему любят друг друга. А подлинная любовь, как и счастье, заключаются не в пышном и весëлом праздненстве: оно в сердце. Внутри.
Только автор, наверное, этого не понимает.
Чему уж удивляться! Ведь сам Чарльз Диккенс писал свою "Рождественскую песнь", когда был довольно молодым и совсем недавно женился. Но, к сожалению, в жизни у него не получилось создать той самой семейной идилии, о которой он писал в этой книжке. Потому что счастье — оно не во внешних атрибутах, оно всегда внутри!
Однако, постойте! Ведь есть же в "Рожественской песне" во второй строфе бедное семейство Кречитов (так и хочется написать "Кречетовых"): как раз семейство канторщика Скруджа.
Однако, почти вся третья строфа задуманная, как, наверное, самая высокая нота воспевания Рождества превращается в сплошное воспевание праздничных гуляний и праздничной еды.
Да, здесь очень много еды! Даже описание быта в семействе Кречитов тоже завязано на праздничном застолье. Да сколько можно уже о еде?!
И хотя Дух наступающих Святок, который ещё больше подходит на античного персонажа, чем предыдущий, проносит в воздухе Скруджа по всей Англии, показывая ему празднование Рождества от богатых домов, до бедных рудников и плывущих по морю кораблей, всё равно создаëтся слишком сахарное впечатление. Мол, везде сейчас праздник, везде какое-никакое, но счастье и веселье. И один лишь Скрудж такой дурак, который ничего не празднует! Мораль, что называется, в лоб.
Особенно "впечатлило" в конце:
- Дух! Это твои дети?-- только и мог произнести Скрудж.
- Это дети человека!-- сказал призрак, опуская на них взор.-- Они хватаются за меня, прося защитить их от отцев их! Это - указал он на мальчика - Невежество, а девочка - Нужда. Избегай и того и другого и всего, что происходит от них, но в особенности первого, так как на лбу его начертано: Гибель. Ты можешь отрицать это!-- возопил Дух, простирая руку к городу.-- Ты можешь клеветать на тех, кто тебе это говорит. Но берегись конца!
Но и в нищете можно быть счастливым, и даже если не копить свои богатсва, как Скрудж, а использовать их по-полной — можно оставаться несчастным...
Хотя, о чëм это я вдруг?! Мораль в лоб будет намного позже! Когда к Скруджу приходит Дух будущих Святок.
Величественно, безмолвно и медленно приближался призрак. Когда он подошел к Скруджу, тот преклонил перед ним колени, потому что этот Дух, казалось, разливал в окружавшем его воздухе мрачный и таинственный трепет.
Длинная черная одежда, как саван, облекала его всего, закрывая голову, лицо, и все туловище, оставляя открытою лишь одну вытянутую руку. Не будь этого было бы трудно выделить его фигуру из мрака ночи и разглядеть в окружающей ее тьме.
Странно, для чего вообще понадобилось его явление?
- Дух будущого, - вскричал он, - ты внушаешь мне бесконечный ужас, больше, чем те духи, которых я видел до тебя! Но так как я верю, что ты хочешь мне добра и потому, что я так стремлюсь стать иным, чем я был до сих пор, я благодарю тебя от всего сердца и готов следовать за тобою.
Как видим, Скрудж уже готов был исправиться, однако Дух всë же ведëт его, чтобы показать мистеру Скруджу... Смерть самого мистера Скруджа. Будто бы эта жизнь смертью навсегда и оканчивается, а уж одинокая смерть точно является признаком порочности умершего! Ещё более странно, с точки зрения христианства. А ведь в книге обозначена именно христианская направленность, так как повествует про празднование Рождества Христова.
На мой взгляд, эта строфа слишком затянута. Пол строфы Скудж не может понять, кто же там в будущем умер, хотя, мне кажется, из всего описания это станет легко ясно даже дошкольнику! Но, видимо, Духу будущего, а, точнее, автору, захотелось посильнее напугать бедного персонажа. Наверное, желая тем самым, усилить воспитательный эффект.
Но концовка строфы показалась мне даже жестокой.
Дух попрежнему оставался неподвижным. Скрудж дрожа от страха, почти ползком приблизился к могиле и, следуя указанию руки Духа, прочел на её камне свое собственное имя:
ЭБЕНЕЗЕР СКРУДЖ.
- Так это значит я себя видел лежащим на смертном одре? - воскликнул он, опускаясь на колени. Палец Духа указывал то на него, то на могилу.
- Нет, призрак, нет, нет!
Палец продолжал то же движение.
- Дух! - закричал Скрудж, цепляясь за его одежды. - Выслушай меня! Я более не тот человек, каким был до встречи с тобою. Зачем показываешь ты мне все это, если для меня уж нет никакой надежды на спасение?
Впервые рука Духа, как будто дрогнула.
- Добрый Дух, - продолжал Скрудж, все еще распростертый у его ног, с лицом повернутым к земле, - заступись за меня и сжалься надо мною! Скажи мне, что в моих силах изменить те образы, которые ты мне показал, если я изменю свою жизнь!
Рука одобрительно зашевелилась.
В конце всë заканчивается очень хорошо и снова становится ванильно и сахарно. Полный хеппи-энд!
Однако, той самой ожидаемой мною праздничной атмосферой я на протяжении всех четырёх часов аудиокниги так и не прониклась.
И, вроде бы, в целом всë понравилось (не считая явления Марли), и сюжет не избитый, и написано, точнее переведено неплохо... Но мне постоянно чего-то не хватало. Какой-то особенной приправы для полного раскрытия вкуса. Сахара было много, а вот соли или той самой приправы...
Скажут, ну, обязательно надо нагнать каких-нибудь кровавых или пикантных моментов!
Однако, я не могу сказать, что таких моментов не было.
Сестра было попробовала даже принять участие в их возне, но подверглась самому безжалостному нападению этих маленьких разбойников, по своему расправлявшихся с нею. Что бы я дал, чтобы быть одним из них! Хотя, конечно, я бы не поступил с нею столь жестоко, о, нет! За все золото в мире, я бы так грубо не растрепал ее красиво причесанные волосы! А что касается очаровательной, миниатюрной туфельки, то даже ради спасения своей жизни, я бы силою не снял ее, сохрани меня Боже! Обнять ее за талию, как это сделали во время игры без всякого стеснения маленькие храбрецы, я бы, конечно, также никогда не решился. Я бы боялся, что в наказание за подобное святотатство, моя рука навсегда останется согнутой, никогда уже не имея возможности выпрямиться. А между тем как бы я хотел коснуться её губ своими губами; как бы хотел задать ей вопрос, чтобы отвечая мне, она вынуждена была раскрыть свои губки; хотел бы остановить свой взор на её опущенных глазах и чтобы она не покраснела от этого; хотел бы распустить её благоухающие волосы, каждый локон которых был бы для меня целым откровением. Одним словом, я бы хотел, сознаюсь в этом, чтобы мне было разрешено воспользоваться вблизи нея всеми преимуществами ребенка, и в то же время остаться взрослым, чтобы оценить всю их прелесть.
Или же:
Когда в конце концов он ловил ее, не смотря на её стремление убежать от него, не смотря на быстрое шуршание её шелкового, измятого платья по всем углам гостиной, ему удалось загнать ее в такое место, откуда ей не было возможности ускользнуть от него, то его поведение становилось прямо-таки возмутительным. Под предлогом, что он не знает кого поймал, ему необходимо ощупать её прическу, тронуть кольцо на её руке, пошевелить цепочку на её шее! Отвратительное чудовище! Конечно, нет ничего удивительного, что после всех его проделок, она высказывает ему свое мнение о его способе держать себя и, как только платок с его глаз переходит на глаза другого, между ними происходит интимный разговор в углублении окна, за занавеской.
И было немного неприятно их читать.
В книге есть даже юмор! Много юмора! Я даже несколько раз невольно смеялась над удачными словооборотами.
Причём это вовсе не тот самый знаменитый английский юмор: утончëнный и понятный только если хорошо над ним размыслить. Не знаю, что на это повлияло: перевод ли, или же желание самого автора? Но юмор у Диккенса русский! Настоящий и прямолинейный русский юмор. Это было приятным удивлением.
Но всё равно, мне чего-то не хватило. Не могу сказать даже, чего именно, но — не хватило.
Кто-то писал, что книгу так и не осилил, а вот фильм понравился. Наверное, вся эта история выигрывает за счёт красивого визуала в кино или в мультфильмах. Приятная картинка словно заполняет ту пустоту, где должно было быть то самое, чего не хватило в этой истории мне.
Должно быть, потому что в кино и мультфильмах недостаток смысловой нагрузки компенсируется внешними составляющими, а книги этого лишены. И поэтому, смысловая нагрузка должна здесь быть более проработанной, более выпуклой и многогранной. Не линейной и не картонной.
В "Рождественской песни в прозе" она сильно упрощена.
Но, в целом, история, написанная Диккенсом, мне понравилась.
