Книги Гайто Газданова напрочь автобиографичны, а жизнь его была не менее, чем его книги, трагична, интересна и наполнена до самых краев.
В 1919 году Гайто Газданов, 16-ти лет, оказался в армии генерала Врангеля, и был в ней до последнего сражения, до бегства из осажденного Севастополя в Константинополь.
В эмиграции он был вынужден бороться и за свое физическое, и за духовное выживание.
По словам писателя, иногда ему казалось, что смерть на войне была бы лучше такой жизни. Безнадежная нищета, тяжелый отупляющий труд, полная изоляция в сообществе таких же эмигрантов - ведь даже профессиональные круги во Франции так замкнуты, что туда и французам проникнуть трудно.
Герой романа "Призрак Александра Вольфа" не может забыть совершенное им в юности убийство - во время гражданской войны, уходя от погони, он застрелил всадника, и забыть об этом так и не смог.
Много лет спустя, в эмиграции, в Париже, ему попался рассказ, в котором, вплоть до мельчайших деталей, была рассказана та же история - но со стороны того, в кого стреляли.
С тех пор герой мечтал найти автора этого рассказа - некого Александра Вольфа.
Ему было нестерпимо нужно с Вольфом поговорить - о той встрече в степи, о сильном зное, о запахе полыни, жажде, выстреле, шуме погони, чужом белом коне, на котором он спасся, и своей застреленной черной кобыле - и убедиться, что тот раненый им всадник выжил.
Роман "Призрак Александра Вольфа" можно прочитать как детективную историю, а можно как философский роман - о странном стечении обстоятельств, которое ведет человека к его, именно его, иногда необ'яснимой и неожиданной смерти.
А можно - как историю человека, прошедшего гражданскую войну. Ведь именно душевная травма - то, что движет в романе все повествование.
Свое состояние Гайто Газданов описал в нем так:
"Я знал, что безмолвное, почти бессознательное воспоминание о войне преследует большинство людей, которые прошли через нее, и в них всех есть что-то сломанное раз и навсегда. Я знал по себе, что нормальные человеческие представления о ценности жизни, о необходимости основных нравственных законов - не убивать, не грабить, не насиловать, жалеть, - все это медленно восстанавливалось во мне после войны, но потеряло прежнюю убедительность и стало только системой теоретической морали... И те чувства, которые должны были во мне существовать и которые обусловили возникновение этих законов, были выжжены войной, их больше не было и ничто их не заменило".
