Книга, заставляющая думать!
Одно из лучших произведений современной российской литературы, прочитанной мной за последнее время.
Я рекомендую прочитать «Жажду», но вы должны знать, что она долго не оставит вас, а т.к. произведение достаточно психологически тяжелая, то и состояние по прочтении будет не волшебно летающим от счастья. Но книга того стоит.
Тебе чуть за двадцать, но ты уже инвалид, ветеран Чеченской войны.
Твое лицо искалечено пожаром, твоя душа ощущает постоянную жажду, поэтому
Вся водка в холодильник не поместилась.
Но мальчик не алкоголик и повесть не про это. А про то, как жить после войны, как быть человеком, как не ожесточиться если соседка просит тебя зайти к себе – испугать разбушевавшегося ребенка, испугать только своим видом.
Рассказ не учит, не навязывает ничего, а только показывает жизнь мальчика, искалеченного войной.
Но у тебя все же есть друзья, такие же, как и ты, мальчики-ветераны, которые и подкинули тебе работу, которые приезжают к тебе утолить жажду.
У тебя талант художника, ты находишь общий язык с детьми (детьми своего отца), но ты не художник и детей у тебя нет. И, возможно, скорее всего, их и не будет, потому что у тебя нет лица, а вместо него то, что успели вытащить из горящего танка.
А сейчас к тебе приехали два друга, которые давно не разговаривают друг с другом, приехали, чтобы с тобой искать четвертого.
И вы ездите везде, в том числе и по сослуживцам, ищете, утоляете жажду, помогаете им мальчикам-инвалидам, чем можете – лекарствами, приборам для измерения давления… А ты еще и рисуешь, рисуешь, рисуешь:
А я сидел сзади и рисовал. И Генка почти не ворчал, что ему приходится медленно ехать. И еще иногда останавливаться. Чтобы я успел нарисовать собаку. Или мента. И ту девушку, на которую мент засмотрелся. Потому что там много было всего. За окном. От этого скоро весь пол в машине был завален бумагой.
– Я тебе говорю – цветными карандашами рисуй, – повторял мне Генка. – Ну не видно, какой у тебя светофор – красный или зеленый.
– Машины же трогаются, – говорил я. – Разве не видишь? Значит – зеленый.
– А может, они останавливаются.
– Сам ты останавливаешься. Поехали, хватит стоять.
И мы ездили. А я рисовал. Рисовать мне нравилось даже больше, чем смотреть в окно. Я хотел, чтобы весь мир остался у меня на бумаге. Когда я снова вернусь домой. Потому что телевизор показывал совсем не то. Я вдруг понял, что все совсем по-другому. И линии, и краски, и даже просто свет. Хотя, конечно, простым карандашом свет нарисовать было трудно. Тут Генка не врал. Но я старался.
Чтобы у меня все осталось, когда мы Серегу найдем.
Еще через пять минут я заметил на столе лист бумаги. Рядом лежал карандаш. Когда вошла Ольга, я уже почти закончил.
– А чье это лицо? – сказала она. – Как будто знакомое.
– Мое, – сказал я и положил карандаш.
