Последняя страничка очередной книги перевёрнута и я спешу поделиться с вами впечатлениями. На этот раз в моих руках оказались мемуары ребёнка блокады Людмилы Пожедаевой.
Автор родилась в 1934 году и на момент начала войны ей было неполных семь лет. Вроде и маленькая ещё, но возраст уже такой, когда все понимаешь, запоминаешь и можешь рассказать.
В 1950-ом, уже в 16 лет,
Мила случайно услышала рассказ матери сослуживца отца о "сытой блокаде". Он до глубины души поразил её и она решила записать собственные воспоминания о том голодном времени себе на память, поделиться болью с бумагой в надежде, что станет легче.
Отец нашёл её тетрадку и разорвал ее, сказал, что за такое посадить могут. Мила начала восстанавливать записи и перестала вести их дома. Но и в школе у неё не получилось долго скрываться: за тетрадкой её застала классная дама. Они обстоятельно поговорили и мудрая учительница посоветовала припрятать записи до лучших времён, если они наступят. Мила забыла о ней на десятки лет. И только в 2017 мемуары были изданы.
В электронной версии 252 страницы. Книга поделена на главы. Каждая названием даёт представление, о чем пойдёт речь.
Далее следует мнение директора "Дома сотрудничества с ЮНЕСКО в Санкт-Петербурге и Ленинградской области" о книге.
Слово о мемуарах от самой Людмилы Пожедаевой.
Автор публикует
скан страницы своей
рукописи.Книга щедро иллюстрирована рисунками её детской руки.
На них дети-скелеты с голодными глазками, кутающиеся в бабьи платки и хилую одежонку, репродуктор как связь с миром и надежда на благие вести и смерть с косой. Этот персонаж на большинстве её рисунков.
А вот младенец со срезанным с костей мясом, на которого Мила случайно наткнулась на улице блокадного Ленинграда.
Смотришь, читаешь и жуть берет: как такое могло быть в реальной жизни? Почему это не кадры из фильма ужасов, а реальная страница истории жизни одного маленького человечка? Разве такие рисунки должна рисовать 16-летняя девушка?
Мила подробно документировала собственной рукой все, что имело ключевое значение и могло стереться из памяти. Вот район Ленинграда, в котором она жила.
А вот карта населённых пунктов, дети из которых были эвакуированы в 1941-ом и попали под наступление немецких войск.
Кроме рисунков текст изобилует стихами автора. Они все неплохие, хотя и совсем непрофессиональные. Всё-таки ребёнок писал, зато от чистого сердца, повторял стихом самые яркие события, которые описал в прозе.
Мемуары условно можно поделить на
семь частей: эвакуацию, блокаду, Сталинград, эвакогоспиталь, Ташкент, Ленинград и приложения.
Когда началась война, детский сад, в который ходила Мила, эвакуировали в сторону Новгорода, в посёлок Демянск. Эвакуация оказалась ошибочной и вместо того, чтобы увезти детей от войны, их привезли к самой линии фронта. Дети попали под немецкий танковый прорыв, во время которого Мила была контужена. Выживших привезли на станцию Лычково и там дети попали под бомбежку. Девочке снова повезло выжить. Детей повезли в Ленинград и вдруг снова бомбежка. Их вывели и вынесли из поезда под откос, а потом поезд уехал и дети остались одни...
Вся книга Людмилы Пожедаевой пронизана обидой и в этом её принципиальное отличие от всех других книг о блокаде. Самая главная обида на власть и в каждой главе она её обличает. Почему в блокаду одни ели и выбрасывали еду, а другие умирали от голода, ведь мы живём в справедливой стране, где все равны? Почему долгие годы принято было молчать о том, что произошло? Почему некоторые фронтовики называли тех, кто в тылу, дармоедами? Почему дети, перенесшие все тяготы блокады, не могут считаться героями? Почему так мало в стране уделяется увековечиванию памяти погибших ленинградских детей? Этих "почему" и претензий к правительству у Людмилы очень много. На каждой страничке чувствуется, какая огромная боль терзает её сердце и она носит ее всю жизнь. И это пласт воспоминаний, от которого не спрятаться, не скрыться.
Книга вызвала неоднозначные отклики у читателей. Кто-то в восторге, кому-то она совсем не понравилась. Говорят, книга давит на жалость, но по-моему, Людмила, наоборот, не ставила цели выдавить из читателя слезу. Она писала жёстко, прямолинейно и правдиво, называя вещи своими именами. Спустя столько лет ей наконец-то позволили говорить и она сказала все, что копилось всю многострадальную жизнь. Конечно, где-то она перегибала палку, например, в одной из заключительных глав она недоумевает, зачем в Санкт-Петербурге поставили памятник детям Беслана и при чем тут Питер? Почему не поставили общий памятник детям-жертвам террора? Почему памятник детям блокады поставили-таки, но очень поздно и на задворках, а детям Беслана - на виду? Эти ее "почему" по-человечески понятны, но разделить точку зрения лично я не могу. Понятно, что трагедия в Беслане, недавняя, для всех близкая, потому и внимания к ней гораздо больше. Некоторые современники про трагедию ленинградских детей, про Демянск и Лычково и не слышали даже. Но оба события от этого не становятся менее значимыми и памятники эти друг другу мешать не могут.
Ну а насчёт памяти, о которой постоянно пишет Людмила, я скажу так: кому дорога история и страна - помнить будет. Я живу в Кирове Кировской области. В годы войны город был глубоким тылом. Сюда эвакуировали людей и целые предприятия.
К началу ноября 1941 в область было эвакуировано около 159 тысяч человек, более половины из них - жители Ленинграда и Ленинградской области.
В маленьком райцентре на станции Котельнич у нас установлен памятник блокадникам, снятым с эвакуационных эшелонов, не перенесших дорогу на Вятку. Их было 3000. Мемориал построен на деньги горожан и открыт в июле 2010-го. Люди помнят.
Также в Кирове есть улица Ленинградская, названная так в честь города-героя. На доме √4 висит мемориальная доска. У нас сильные ветеранские организации, есть городская общественная организация "Жители блокадного Ленинграда". Так что Киров помнит и, будем надеяться, не забудет.
***
Но вернёмся к книге "Война, блокада, я и другие...". Повесть подробно рассказывает, как выживали голодные, часто одинокие дети, родители которых были на казарменном положении, а значит, редко могли быть дома. Что ели, как добывали воду и дрова, как выживали в лютый холод. Комнаты отапливали в лучшем случае буржуйками и мне сложно представить, как пережили дети, да и взрослые тоже, холодную зиму 41-42 гг. с этими печками, ведь буржуйка имеет принцип батареи: пока топится - тепло, как только погаснет - холод возвращается собачий. У меня в деревне буржуйка стоит второй печью. Когда приезжаешь в давно не топленный дом, затапливаешь ее первой. Она за полчаса создаёт комфортную температуру, но как только погаснет, мигом остывает. А голландка тепло отдаёт и после протопки и держится оно до следующего утра. Ну а про русскую и говорить нечего: ее и зимой топить каждый день нет нужды, если дом, конечно, хороший. Но в блокадном Ленинграде альтернативы не было.
Ели что попало: ремни жевали, нитки. Однажды мама Милы нашла за печкой флакон из-под духов, а в нем крошки от печенья. И это было за счастье. Кошки, собаки, крысы, иногда люди... А однажды Мила увидела вот что:
В общем, книга жуткая, реалистичная, без ретуши. В конце автор приводит свидетельства очевидцев и детские письма,
рассуждает о значимости памятников для города и истории, показывает их на фото.
История Милы, ее тяжёлая судьба, смелость, активность произвели на меня большое впечатление. Она пишет своеобразно, но давайте не будем забывать: Пожедаева не писатель. Но она свидетель страшных событий и очень бережный хранитель истории, а для такой книги это бесценно.
"Война, блокада, я и другие..." безусловно рекомендую и по традиции выкладываю первую страницу мемуаров.
Спасибо за внимание. Побольше книг, задевающих сердце!
