Обычно, когда я читаю какой-то роман, то в голове начинает играть музыка. Своего рода ассоциативный саундтрек. Для этой книги в роли музыки выступал ветер. Холодный, северный ветер, который кусает своим морозным дыханием. Даже сейчас, после прочтения, я продолжаю слышать этот звук.
О чем этот роман? Читая его, у меня возник настоящий ассоциативный коктейль. Возьмем "Ворота ста печалей" Киплинга, добавим "Как закалялась сталь" Островского, перемешаем с "Тошнотой" Сартра, столовую ложку "На дне" Горького и приправим для вкуса романом "Сто лет одиночества" Маркеса. Дадим настояться до 23х лет и вуаля. Вы получите "Котлован".
Крайне депрессивный и мрачный роман, о настоящих живых покойниках, утративших свою искру. Они существуют механически и трудятся, чтобы забыться. Они не видят смысла в своем существовании и готовы предаться полному падению, подобно Вощеву. В их сердцах не осталось веры или надежды, лишь осознание необходимости создания коллектива, создание колхоза. Они не потерпят буржуя, не потерпят кулака, не потерпят любого зажиточного. Не потерпят, и готовы раскулачить его при возможности.
Эти люди достигли нижнего предела дна. Они умирают от голода, страдают от болезней, чтобы отбросить жизнь, им достаточно просто лечь и испустить дух. Один лишь Чиклин является негласным символом коммунизма, а именно несгибаемого человека. Но несгибаем не из-за твердого стержня, а из-за того что уже и сгибать-то нечего.
Вообще я по своей природе не люблю нытья, и потому Вощев меня несколько раздражал. Да, многие скажут, что его потеря смысла к существованию, не является нытьем, но я не мог восприримать это иначе.
Но для сна нужен был покой ума, доверчивость его к жизни, прощение прожитого горя, а Вощев лежал в сухом напряжении сознательности и не знал - полезен ли он в мире или все без него благополучно обойдется?
Роман меня заставил задуматься. Я не чувствую от него радости, я не почувствовал удовольствия. Я ощутил опустошенность. Он откровенно меня выжал. Не говоря уже о чёрной пропаганде советского режима, неоднократно поднимая идею о том, что этот самый коммунизм никто не сможет увидеть, подохнут раньше. А все эти мольбы экзистенциальности! Люди в романе - настоящие шестеренки механизма прогресса, вот только проржавели сильно, да смысл существования потеряли. Хоть сейчас ложись, да умирай.
