У нас жили две таксы. Мне было сложно привыкнуть к их специфической внешности и я постоянно задавалась вопросом "Удобно ли ему быть такому длинному?", но оказалось, что это крепкая и здоровая порода, весьма удобная в содержании. Таксы не знали, что такое закисание глаз, плохая переносимость какой-то пищи, мягкий стул, срыгивание, задыхание от волнения.
Шерсть у такс шелковая, уход за ней не требуется. Вылизывали себя сами и начисто. По большому ходили аккуратно: никогда не приходилось их подмывать. Когти стричь не надо, сами сбиваются об асфальт.
Одна девушка говорила мне, что такса по каким-то статьям в прессе — самая агрессивная порода из всех. Я в тот момент не замечала этого — к людям (любым) они были ласковы. Они постоянно рычали и делали броски на собак своего пола, особенно на крупных, и мы считали, что это агрессия от страха, но никто никого не укусил благодаря поводкам. Сейчас, когда я вижу такс со стороны, мне ясно, что они действительно опасны, и свою собаку надо от них изолировать. Нашу нынешнюю собаку, хохлатую, кусали три раза, и все три — таксы, которые ходят без поводка и внезапно кидаются на конкурентку. Порвали ей костюм. Если такса не бросается, то очень злобно рычит брутальным басом и нужно быстро увести свою, пока такса не кинулась.
Кобель Твигги жил у нас со щенка. Я несла его домой в коробочке километра так три от заводчиков, летом под сильным холодным дождем.
Первый месяц щенки на карантине, им делают прививки и им нельзя ходить по асфальту. Я сажала его в рюкзак и носила на груди, как кенгуруху с младенцем. Щенок Твишенька не хотел лежать там на дне, становился на задние лапы и выглядывал. Потом он вырос и перестал помещаться в рюкзак.
Он играл с пацанами в футбол и буцал мячик.
Когда мать уехала в командировку, за ночь сильно поседел.
Он много буянил, но на него никогда не сердились. Максимум он получал газеткой. Воспоминания о нем остались самые теплые, потому что был ласковым, прижимался, лизался, сам лез на колени, а оттуда поднимался на плечи и ездил на плечах, обкручиваясь вокруг шеи. Если его брали на руки стоя, он оттуда лез на плечи и превращался в воротник. Стоило куда-то сесть, и тут же приходил он и просился на руки. Мать считает, что "у него вообще никаких недостатков не было".
Он видел, кто в доме хозяйка, и ее не трогал. Выбирал меня объектом своих агрессивных игр. Он начинал каждое утро с повисания у меня на ноге — кусал меня за ногу и рычал, пока я собиралась на учебу. Я ходила по квартире, а он висел на моем тапке.
По вечерам он повисал на моей руке и разгрызал одежду. Мне приходилось бегать и прятаться от него, захлопывая дверь перед его носом.
Так прошла его молодость. Он прекратил эти свои агрессивные игры, когда у него появилась пара.
В молодости он прыгал и писялся, здороваясь с человеком. Не помню, когда это прошло — то ли с возрастом, то ли с появлением второй собаки, Трейси.
Ему в тот момент было 4 года, и мы взяли еще одну таксу.
Она была отдана нам уже взрослой и через два месяца родила дворняжек. Я не знаю, сколько ей было лет. Мне сказали, что нашли ее на улице. Она была толстой и ела все подряд.
На крик "Трейсичка, укольчик!" спрыгивала с дивана, приходила на кухню, подставляла попу, получала укольчик и уходила. Спокойно терпела все медицинские процедуры (ее серьезно укусила дворняжка, кинувшаяся на улице).
На крик "Трейсичка, примерка!" спрыгивала с дивана, приходила на кухню и сама совала лапы в одежду, которую я ей шила в тот момент. У меня не получилось сшить удобное пальто, и она его не носила в итоге.
К чужим людям была ласковой. Как-то мы пошли с ней на море, она там плавала, и одна женщина положила ее к себе на живот, плавая на спине.
Когда ее брали на руки, помогала — немного подпрыгивала.
Он грыз все подряд, а она — ничего. Связываю это со сменой хозяев.
Зато она выла, оставаясь дома без людей, и он начинал подвывать. Пока она не научила его выть, он не знал, что так можно, и просто спал на диване.
Соседка тоже нашла на улице таксу и говорила, что он воет, когда остается дома без людей. "Он вспоминает, что его бросили первые хозяева, и думает, что мы не вернемся", — сказала она.
Трейси никогда не гуляла без поводка. Я попыталась однажды ее отпустить, но она посмотрела на меня обиженным взглядом, заскулила и никуда не пошла. Она подумала, что я хочу ее бросить.
Терпела до улицы. Лужи стала делать только во время смертельной болезни. Даже последние дни своей жизни была бодрой, веселой, деловитой, уравновешенной, уверенной в себе тетей-таксой с очень умным взглядом.
Они никогда не играли друг с другом, просто сосуществовали. Могли лежать, прислонившись друг к другу плечом или боком, и он мог положить свою длинную голову на ее широкую спину. Когда она к нам пришла, тут же стала отнимать у него еду: сначала выедала из его миски, потом из своей. Нам было необходимо следить, чтобы ему удалось поесть.
Он не доедал свою еду, выедал только обрезь, а кашу и овощи оставлял ей. Выпрашивал куски, которые передавал ей.
Ласковые, любили тактильный контакт, спали под одеялом и прижимались к человеку. Любили ласку от чужих людей, могли к ним приставать, чтобы их погладили и обняли. Разворачивали днем одеяло и лезли под него, или прятались под покрывалом в кресле.
Когда человек садился в кресло, они запрыгивали в это кресло тоже и прижимались к человеку.
Погонять кошек им не удавалось из-за поводка: меня предупредили, что такса может прыгнуть за кошкой в подвальное оконце.
Я жалею, что не взяла еще одну таксу. Моя мать мечтала о хохлатой, а у хохлатой оказалось много проблем из-за ее физических данных.
